А мы похлебку будем есть...

День тянулся нескончаемо долго. Пасмурный, тяжелый, совсем не весенний. Сквозь стылую, непрогрев-шуюся землю с трудом пробивалась трава. Резкий ветер пытался проникнуть в домашнее тепло, по-свистывая в щелях и трещинках старого дома.

Печка с утра заманила к себе ребятишек, набившихся на палати, делилась с ними слабым вечерним теплом. Детей в доме было много—шестеро. А еды не было.

Совсем. К весне запасы истаяли, да и были они скудными. Откуда им взяться, коли с утра до темна на работе, а огород, хоть и немалый, детским рукам предоставлен. Корова еще не доилась—к отелу готовилась...

Вчера сварили прошлогодние, очищенные от ростков картофелины, съели с солью, но без хлеба. А сегодня...

День тянулся нескончаемо долго. Анна перевела дух. Отложив только что законченную пару валенок («Все для фронта, все для победы!»), она почти выползла во двор, присела на чурбачок. Не было сил поднять руки, измученные тяжелым рубелем—намахалась за день. От вони распаренной овечьей шерсти и кислотных испарений теснило в груди. Анна тяжело дышала, не чувствуя свежести прохладного весеннего воздуха.

День тянулся нескончаемо долго. А дома были дети. Голодные. Бригадирша Магдоля принесла в бумажном фунтике пригоршню муки. Анна сразу решила, что сварит затируху пожиже, чтобы горячего хватило всем. Соль еще была...

С надеждой посмотрев на небо (солнце уже клонилось к закату), женщина устало склонила голову. У забора пробилась сквозь холодную землю, приподнялась крапива.

Конец смены. Можно было брести домой на непослушных, гудящих от усталости ногах. Еще во дворе услышала слабый голосок старшей Катюхи, которая только что сложенной песней пыталась отвлечь и развлечь младших. Песня, конечно, была о тепле, о еде:

—В сад пошел, калин-малину собирал...

Быстро оглядев детей всех вместе и каждого в отдельности: живы ли, целы ли, Анна торопливо затопила печь. Наливала в чугунок воды, рубила крапиву, не забывая преувеличенно весело приговаривать:

—А вот сейчас, а вот сейчас... А мы похлебку будем есть!

В заунывной катюхиной песне появилась новая строчка:

—В сад пошел, калин-малину собирал. А мы похлебку будем есть...

Ребятишки мал мала меньше с печи так и не слезли, согревались, ждали. Сморенные теплом и нескончаемо долгим голодным днем, дремали, прислушиваясь к материнской суете и катюхиной песне:

—А мы похлебку будем есть...

Похлебка сварилась. Дети спали. У стола, зажимая рот платком, бесшумно голосила женщина. До конца войны оставалось еще два года. На печи во сне выдохнула Катюха:

—А мы похлебку...